Российский политолог: Когда говорят, что тот или иной формат урегулирования неэффективен, всегда нужно предлагать что-то взамен
Российский политолог, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) Сергей Маркедонов дал эксклюзивное интервью ИА «Новости Приднестровья»
Сергей Мирославович, сегодня, как Вы знаете, Приднестровье переживает не самые лёгкие времена. Сложное финансово-экономическое положение усугубляется «дружественной» политикой соседних государств — Украины и Молдовы. Чего хотят добиться?
Сергей Маркедонов: Мы видим разрушение статус-кво, которое сложилось вокруг молдо-приднестровского конфликта. Это не первый раз в истории предпринимается. С моей точки зрения, первая серьёзная попытка к разрушению статус-кво предпринималась еще в 2006 году, когда были изменены таможенные правила пересечения границы Приднестровья с Украиной и Молдовой с украинской и молдавской стороны. После чего основное внимание было переключено на Кавказ, и о Приднестровье, можно сказать, до 2014 года вспоминал только узкий круг людей, кто действительно был в этот процесс вовлечён. А после украинского кризиса ценность Приднестровья многократно возросла, потому что это регион пророссийский, граничащий с Украиной, притом в Черноморском регионе, в непосредственной близости от Одесской области. Отсюда и такой значительный интерес. Потому что сама Украина рассматривает Приднестровье как пророссийский форпост. Здесь многие люди после Крыма испытывали определённые надежды, что, может быть, Россия предпримет какие-то шаги по интеграции Приднестровья в той или иной форме.
То, что мы видим сейчас, это попытка расшатать сложившийся формат. В прошлом году были такие попытки в виде постоянного срыва ОКК или когда заседания были нерезультативными. Это проявляется также и в возведении оборонительных сооружений на границе Приднестровья и Украины. С учетом того, что Украина вместе с Россией является гарантом урегулирования - это вот тот уникальный конфликт, где Москва и Киев выступали в роли гарантов, в общем даже имели определённый консенсус относительного того, что урегулирование должно идти мирным путём, политическим.
На Ваш взгляд, в этих условиях как должна вести себя Россия, какие действия могут и должны последовать?
Сергей Маркедонов: Что Россия должна делать? Ну, собственно она это и делает на сегодняшний момент. Постоянно заявляет о том, что военного решения эта проблема не имеет, что блокада применительно к Приднестровью, особенно к жителям Приднестровья (здесь делается акцент на гуманитарный аспект), не должна применяться. Понятное дело, что в нынешних условиях очень жесткого давления и даже определённой дипломатической изоляции России, особенно на западном направлении, Москва не может предпринять каких-то жёстких шагов, допустим, как признание. Потому что подобные шаги должны быть не просто декларацией, они должны быть чем-то обеспечены. А здесь много риска и непредсказуемости такие шаги в себе таят. Поэтому то, что делает Россия, это продолжает задерживать процесс «разморозки». Понятное дело, что у Москвы нет достаточных ресурсов для того, чтобы корректировать политику Киева и Кишинёва, а Запад в нынешней ситуации, в общем, не слишком требователен к тому же Киеву, мы это видим по многим моментам. Поэтому возможности у России, конечно, невелики.
Но мне кажется, что Москва обрисовала определённые рамки. С одной стороны было высказывание министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова о том, что Москва готова подумать о пересмотре статуса Приднестровья и отношения к признанию в случае, если Молдова идёт в НАТО и отказывается от своего статуса нейтральной страны. Другая рамка была обрисована Григорием Карасиным, который говорил о возможности вхождения Приднестровья при положительной динамике урегулирования конфликта в состав Молдовы.
Думаю, что позиция Москвы — смотреть на развитие ситуации, на поведение Киева и Кишинёва и дальше реагировать в зависимости от обстоятельств.
А, на Ваш взгляд, смена существующей миротворческой миссии на гражданскую, о чём так любят заявлять в Кишинёве, сможет что-то изменить в отношениях между Молдовой и Приднестровьем, положительно повлиять на разрешение конфликта?
Сергей Маркедонов: В этом есть определённое лукавство. Когда говорят о том, что тот или иной формат урегулирования неэффективен, всегда, когда это говоришь, нужно предлагать что-то взамен, какую-то разработанную альтернативу. Я, к сожалению, не вижу какой-то чёткой альтернативы тому формату, который есть. В чём, собственно говоря, проблема? Если, например, в случае с Абхазией и Южной Осетией обычно пеняли, что вот тут Россия играет роль эксклюзивную. Но молдо-приднестровский конфликт никогда не был тем конфликтом, где роль в урегулировании была эксклюзивно российской. Есть наблюдатели, гаранты, одним из которых является, кстати, Украина. В чём проблема? Или от того, что Россия уйдет, всё будет замечательно? Надо, мне кажется, не подменять понятия.
Урегулирование конфликта не означает — победа Молдовы и поражение Приднестровья. Многие, мне кажется, понимают именно так процесс урегулирования. Если под урегулированием мы понимаем компромиссную фигуру, когда и Тирасполь и Кишинев и вовлечённые внешние игроки договариваются о чём-то и соглашаются — вы уступаете здесь, а мы здесь. Но если это просто победа Молдовы — это не урегулирование. Если мы не об этом говорим, а говорим об урегулировании, то тогда нужно учитывать интересы, которые есть. Молдавская сторона заинтересована, наверное, в большей вестернизации и своей политики, и каких-то миротворческих действий. Но есть Приднестровье — пусть и не признанная республика, но там живут люди, там есть определённые устремления и видение России в качестве гаранта. Мне кажется, это нельзя просто взять и выносить за скобки.
Недавно в Гагаузии прошли выборы главы автономии, выиграла Ирина Влах — пророссийский политик. Могут ли Комрат и Тирасполь совместными усилиями повлиять на внешнеполитический вектор Молдовы?
Сергей Маркедонов: Мне представляется, что интересы Гагаузии и Приднестровья нельзя полностью отождествлять. К власти в Гагаузии многократно приходили люди, которые не были заинтересованы в однозначно прозападном векторе молдавской политики. Можно вспомнить референдум, в рамках которого жители автономии выбирали между ЕС и ЕАЭС и Таможенным союзом на тот момент. То есть такие настроения были. Но в Гагаузии всё-таки не было того опыта, который пережило Приднестровье — военный конфликт, затем трансформация Приднестровья в де-факто государство. А Гагаузия была всё-таки особой частью Молдовы с особыми интересами, но Молдовы. И Гагаузия себя рассматривает как часть молдавского государства, а Приднестровье так себя не рассматривает. И в этом есть вина и Киева, и Кишинёва.
Приднестровье активно поставляет на российские рынки свою продукцию. А занять определённую нишу, скажем, в рамках Евразийского экономического союза, это возможно?
Сергей Маркедонов: В формальном смысле я не вижу возможностей. Помимо России, в Евразийском Союзе есть Казахстан, критически относящийся к де-факто государствам. Мы можем вспомнить позицию Нурсултана Назарбаева относительно Нагорного Карабаха и вступления Армении в ЕАЭС. Он был достаточно скептическим и постоянно ставил вопрос о том, что мы не можем нарушать те границы, которые сложились. Есть Лукашенко, у которого позиция так же достаточно осторожная. Можно, например, вспомнить его оценки касательно федерализации Украины или касательно концепции Русского мира, которые вызывали негативные ассоциации. В этом плане я не думаю, что формально возможно сотрудничество, когда Казахстан, соответственно Беларусь, возможно Киргизия, которая присоединится к ЕАЭС, будут поддерживать вот такое прямое сотрудничество. А косвенно, когда Приднестровье не признаётся, но некие экономические контакты есть, это вполне реально.
Беседовала Ирина Иорданова